Он сглотнул, удивившись ее ответу, ожидая привычное: «прекрасно».

— Я тоже.

Было невероятно, как этим двум простым словам удалось лишить ее дыхания. Она неистово искала, что бы сказать, но ее мысли были заполнены только его лицом, и она размышляла о том, где он сейчас и во что одет.

— Как голова Мелиссы? — спросил он.

— О, прекрасно. Она зажила, как будто ничего и не было.

Они оба нервно засмеялись, а потом на обоих концах провода послышался неестественный звук. Наступила тишина. Клей поднял одно колено, уперся в него локтем и потер переносицу. Его сердце стучало так громко, что, казалось, она могла слышать его в трубке.

— Кэтрин, я хочу узнать, что ты делаешь завтра вечером?

Она обеими руками сжала телефонную трубку.

— Завтра вечером? Но завтра канун Рождества.

— Да, я знаю. — Клей перестал растирать глаза, начал теребить пальцами складку брюк. — Я хотел узнать, есть ли у вас с Мелиссой планы на завтрашний вечер.

Кэтрин закрыла глаза. Она поднесла трубку ко лбу, боясь, что он услышит ее прерывистое дыхание. Она с трудом взяла себя в руки.

— Да… Мы идем к дяде Фрэнку и тете Элле на Рождество… — Она снова поднесла трубку ко лбу.

— Ты бы хотела поехать со мной в дом моих родителей?

Она положила руку на голову, боясь, что она оторвется от тела. Она старалась говорить спокойнее:

— В дом твоих родителей?

— Да.

Пока она раздумывала, он ощутил за эти бесконечные минуты физическую боль. Она думала: «А как насчет Джил? Где Джил? Я говорила тебе не звонить до тех пор, пока с этим не будет покончено».

— Где ты, Клей? — спросила она так тихо, что он едва расслышал.

— Я в мотеле.

— В мотеле?

— Один.

Каждую клеточку ее тела заливала радость. Ее глаза и горло наполнились влагой, пока она сидела, сжимая трубку, как какой-то лепечущий идиот.

— Кэт? — Его голос сломался, когда он произнес ее имя.

— Да, я здесь, — выдавила она из себя.

Каким-то незнакомым голосом ему удалось сказать:

— Ради Христа, ответь мне, пойдешь? — И она вспомнила, как Клей вспоминал о Боге, когда был напуган.

— Да, — прошептала она и тяжело соскользнула на пол.

— Что?

— Да, — повторила она громче, широко улыбаясь.

На долгое время линия погрузилась в молчание, только звуки отдаленных электронных гудков создавали музыку в их ушах, а потом и они исчезли.

— Где ты? — спросил он, желая сейчас быть с ней рядом.

— Я в спальне, сижу на полу возле кровати.

— Мелисса спит?

— Да, крепко.

— А медвежонок коала с ней?

— Да, — прошептала Кэтрин. — Он в кроватке у ее изголовья.

Опять наступило молчание на линии. Потом Клей сказал:

— Я буду работать с отцом.

— О Клей…

На сей раз она услышала, что он засмеялся, теперь более свободно, а потом вздохнул.

— Послушай, мне нужно немного поспать, я мало спал вчера, и позавчера, и поза-позавчера.

— Я тоже.

— Я заеду за вами примерно в пять.

— Мы будем готовы.

Опять наступила тишина, долгая, трепетная тишина, такая же мягкая, как последующие слова:

— Спокойной ночи, Кэтрин.

— Спокойной ночи, Клей.

И снова тишина. Каждый из них ждал, что другой первым повесит трубку.

— Спокойной ночи, я сказал, — повторил он.

— Я тоже.

— Тогда давай сделаем это вместе.

— Сделаем вместе что?

Она даже не подозревала, что можно услышать улыбку.

— И то тоже. Но позже. А сейчас, повесь трубку, чтобы я мог немного поспать.

— О'кей, на счет три, да?

— Один… два… три…

На этот раз они вместе повесили трубки. Но они оба глубоко ошибались, если думали, что смогут хотя бы немного поспать.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Следующий день тянулся медленно. Кэтрин временами испытывала головокружение, почти не ощущала себя. Проходя, мимо зеркала, она поняла, что долго, оценивающе смотрит на свое отражение. Она приложила руки к щекам, закрыла глаза, наслаждаясь биением сердца, которое, казалось, распространялось по каждому нервному окончанию, его ритм был похож на быстрый трепет. Она открыла глаза и предупредила себя, что это может оказаться ложной тревогой. Возможно, Клей просто хочет повидаться с Мелиссой, предоставив своим родителям возможность в течение праздника насладиться общением с ней. Но потом Кэтрин вспомнила его голос по телефону и каким-то образом поняла, что это было то, о чем она мечтала. Ее мысли улетали к приближающемуся вечеру. Быстрее, быстрее!

Наконец, чтобы как-то убить время, она усадила Мелиссу в машину и поехала по магазинам, решив купить что-то новое из одежды. Она проезжала мимо толпы людей и чувствовала себя не так, как вчера. Она улыбалась незнакомым людям. Она ехала, насвистывая рождественские гимны. Она была абсолютно спокойна, когда ей приходилось ждать в медленно движущихся очередях в кассу. Она даже один раз заговорила с женщиной, которая была готова уже выйти из себя — ее лицо покраснело и подрагивало от нетерпения. Новое чувство возбуждения наполняло Кэтрин, когда она увидела, что благодаря ее собственному хорошему настроению исчезло нетерпение женщины. И она подумала: «Посмотри, что может сделать любовь!»

Вернувшись домой, она уложила Мелиссу вздремнуть, а сама неторопливо приняла ванну в большом количестве пены. Она встала перед зеркалом и начала натирать кожу. Она чувствовала себя до головокружения веселой, по-детски и по-женски одновременно. Она строила рожицы своему отражению, потом приняла соблазнительную позу, частично прикрывая полотенцем свою наготу, потом перепробовала другие позы, другие выражения лица. Она наклонилась ближе к зеркалу, распрямляя завитки волос, придавая себе вид котенка с пучками волос на висках и шее. Она облизала губы, слегка приоткрыла их, опустив веки, глядя на затуманенное выражение, и прошептала: «Привет, Клей». Потом она попыталась стать спиной к зеркалу, глядя через плечо и ехидно говоря: «Привет, Клей». Потом она повернулась, накинула полотенце вокруг шеи, прикрывая краями розовые соски, положила руки на бедра и сказала: «Что скажешь, мальчик Клей?»

Но вдруг она оставила эти игру; она не подходила ни к одному из этих характеров. Она больше не была маленькой девочкой, она была женщиной. То, что происходило в ее жизни, было реальным, она должна быть с Клеем только искренней. Она стояла прямая, высокая, изучая свое тело, лицо и волосы. Она взяла флакончик лосьона, которым уже пользовалась утром. Не отрывая взгляда от своего отражения, она налила лосьон на ладони и смазала длинные гибкие руки, плечи, шею, запрокидывая голову далеко назад. Потом она надушилась духами, которые очень нравились Клею, их прохладный, елейный запах распространился по теплой, парящей ванне. Она втирала духи в живот, между ребрами.

Она закрыла глаза, скользя ладонями по грудям, чувствуя легкий дискомфорт от прикосновения к отвердевшим соскам. Касаясь себя руками, она думала и Клее, о предстоящем вечере. «Я хочу тебя, Клей, — думала она. — Я хочу тебя уже так давно». Она представляла, что это руки Клея гладят ее. Она открыла глаза и еще воспользовалась лосьоном, наблюдая, как ее ладони медленно растирали лосьон, потом подняла ногу и поставила ее на крышку унитаза. Она нанесла прохладный, приятного запаха лосьон на ступню, икру, под коленом, бедро, ягодицу, укромное место между ногами. «Я распутница, — думала она. — Нет, я женщина с женскими потребностями…» Запах, который любил Клей, теперь покрывал ее всю полностью. Медленно она вытащила гребень из волос и начала расчесывать их, вспоминая ту ночь их первого свидания, потом вечер, проведенный с девушками в «Горизонте», когда они помогали ей приводить себя в порядок. Это была ночь их второго свидания с Клеем. Сейчас она так же заботилась о своем туалете, как в тот вечер заботились о нем девушки. Она надела сексуальный минибюстгальтер и трусики, которые Клей так и не увидел в брачную ночь. Она накладывала грим до тех пор, пока он не стал похож на утонченную работу художника. Но она не стала делать прическу — ее волосы рассыпались по плечам, точно так же, как в первый раз…